24 февраля 2022 года мир очень сильно изменился. Можно удивиться, почему это не случилось раньше, например, в момент начала иракской войны, унесшей миллион жизней мирных граждан Ирака, но об истории не судят в сослагательном наклонении. Так что именно 24 февраля 2022 года фактически произошёл слом мировой системы, которая на наших глазах превращается во что-то совершенно новое. Будет ли оно, это новое, добрым к нашей стране и, в частности, к науке, мы пока не знаем. Однако сейчас на наших глазах делается история, и каждый из нас может стать её творцом на своём уровне.
Политика грубо влезла в международную науку и сломала все те устои, которые до того считались незыблемыми. Из России теперь очень трудно поехать, например, на конференцию или даже в гости в страны западной коалиции, нашу страну изгнали из многих научных организаций и коллабораций, стало труднее закупать оборудование и программное обеспечение. Были введены санкции против лучших российских университетов, таких как МФТИ и Сколтех, несмотря на то, что последний принципиально не вёл никаких военных исследований. Всё это наталкивает на мысль, что цель всех этих ограничений не помочь Украине, а уничтожить Россию и её интеллектуальный потенциал. Мне кажется, что, независимо от наших взглядов – политических и общественных, – мы не можем позволить этому случиться.
Если поискать примеры подобных санкций, то мы увидим, что сопоставимо жёсткие с нашими действуют в отношении Ирана и Северной Кореи, вероятно – Кубы и Сирии. Обращаясь к истории, можно вспомнить, что вскоре после окончания Первой мировой войны многие европейские страны объявили тотальный бойкот немецкой науке. Альберт Эйнштейн, для которого сделали исключение, по-прежнему приглашали на конференции и продолжали с ним сотрудничать, был резко против и публично выражал своё неприятие этого бойкота. Любопытным следствием торговых санкций стали важнейшие научные открытия, сделанные во Франции более двух веков назад: тогда селитра, использовавшаяся для изготовления пороха, в основном поставлялась британскими колониями, а британцы не продавали её французам. Попытки обойти эти санкции привели французских химиков к целому ряду открытий – так были открыты бертолетова соль и йод.
Пока что в отношении российской науки тотального бойкота нет, наших учёных публикуют в международных научных журналах, но это всё может в любой момент измениться, поэтому нам необходимо действовать более активно, чем сейчас. Уже сейчас нам не дают легального доступа к научному оборудованию, научному ПО, научной литературе, и ожидаемо начнутся поиски различных лазеек, но, помимо этого, очень важно, чтобы Россия создала свои собственные опоры. Это научные журналы первого калибра – сейчас у нас только один первоклассный журнал – «Успехи химии», однако если у него получилось стать первосортным международным научным изданием, то наверняка смогут и другие, стоит лишь захотеть. Опять же, у России есть и своё исследовательское оборудование, и программное обеспечение, пусть и явно недостаточно – значит, необходимо развивать собственную приборную базу.
Российская наука всегда ориентировалась прежде всего на западную, и сейчас, когда контакты с ней во многом обрублены, может оказаться в изоляции. Это грозит катастрофой, потому что, как мы знаем из второго закона термодинамики, в закрытой системе энтропия может только увеличиваться со временем. Сложно переоценить деструктивный потенциал такой закрытой системы. Во-первых, только в ней может возникнуть такое явление, как лысенковщина. Напомню, что Трофим Лысенко, гонитель генетики, не был признан ни в одной стране мира, кроме СССР и государств советского блока. Он втёрся в доверие к руководству, и благодаря его влиянию в Советском Союзе долгое время господствовала антинаучная парадигма. В открытой системе, где постоянно происходит обмен мнениями, где научное сообщество действует как одно целое во всех странах мира, такое явление едва ли возможно. Любая научная концепция может считаться устоявшейся лишь тогда, когда её разделяет большинство международного научного сообщества. Если российская наука будет заперта в границах страны, то не будет здорового обмена мнениями и адекватной критики, мы скатимся к местечковости, провинциализму и доминированию отдельных кланов с вероятным вмешательством политики – и вновь получим лысенковщину в самых разных областях науки.
Есть и другой, довольно занятный, аспект закрытых систем: в них научные открытия часто переоткрываются, а порой попросту воруются по обе стороны железного занавеса ввиду того, что поддерживается очень мало контактов. Общеизвестно: западные учёные довольно активно заимствовали идеи, созданные в Советском Союзе. Столь же общеизвестно: советские учёные довольно активно заимствовали идеи, созданные на Западе. В биографии Льва Ландау есть история о некоем известном в советские годы учёном, который сделал себе карьеру на том, что воровал иностранные статьи: он попросту их переводил с английского на русский и печатал в отечественных журналах под своим именем. (Согласитесь, это крайне уродливое явление. Это было возможным только из-за того, что советские учёные мало читали иностранные научные журналы.) Лев Ландау (который как раз очень много читал международные научные журналы) поступил с этим товарищем следующим образом: отправил ему письмо как бы от лица Нобелевского комитета, где было сказано, что этот человек выдвинут на Нобелевскую премию и в такой-то день, в такое-то время и по такому-то адресу должен принести ряд документов по списку и свои труды. Учёный муж пришёл, куда просили, а это оказалась частная квартира, и дверь открыл Ландау, который попросту спустил негодяя с лестницы, отругав всеми возможными словами и резюмировав, что этот человек подлец и занимается воровством.
Повторюсь, такого рода люди были по обе стороны железного занавеса, и можно себе представить, что эта ситуация повторится. Этого бы очень не хотелось, и этому, конечно, нужно изо всех сил сопротивляться. Те российские учёные, у которых есть контакты на Западе, на мой взгляд, просто обязаны эти контакты поддерживать и использовать, чтобы наше «окно в Европу» не захлопнулось. Такому нельзя дать случиться. Я, проживший много лет за границей, постоянно обсуждаю со своими иностранными коллегами все подобные темы, и мне кажется, результат от этого есть. Однако один человек вряд ли может изменить положение, тут необходимы более координированные усилия, но их, честно говоря, я пока не вижу.
Но ещё важнее другой аспект: если вам закрывают окно на Запад, срочно рубите окно на Восток. Конечно, поможет научная дипломатия и укрепление отношений с учёными прежде всего из Китая, Индии, Ирана, Бразилии и других государств – лично я верю в потенциал стран БРИКС. Нам необходимы совместные проекты, экспериментальные и теоретические коллаборации, доступ к установкам мегасайнс, программы мобильности – как для студентов, аспирантов, так и для научных сотрудников и профессоров. Всё это достигается благодаря прочным личным контактам. В России почему-то принято устанавливать научные связи с помощью визитов важных лиц, когда в составе делегации приезжают чиновники или организаторы науки. Однако очень мало взаимодействия на уровне активных, действующих учёных или даже аспирантов и студентов, и я думаю, это было бы гораздо более эффективно. К сожалению, пока не вижу в этом отношении почти никакой активности и возлагаю большие надежды на то, что новый президент РАН и свежеизбранный президиум Академии наук будут эту проблему рассматривать как первоочередную. Самой эффективной мерой, я думаю, была бы организация совместных научных конференций – например, стран БРИКС. Именно там встречаются учёные разных стран и завязываются живые связи и коллаборации.
В сентябре этого года мне довелось быть в жюри очень интересного конкурса молодых инноваторов стран БРИКС – в сумме 90 проектов от всех пяти государств. Все они произвели очень хорошее впечатление, и, по моим оценкам, несколько вполне могут вырасти в компании с миллиардной капитализацией. Чуть больше половины призов получил Китай (он действительно выглядел лучше и сильнее других), а остальные – Россия, то есть даже в нынешнем политическом климате российские проекты были оценены очень высоко. БРИКС – интересный формат с огромным потенциалом, в том числе потенциалом к расширению.
Точно так же можно организовать совместные научные конференции стран БРИКС, ведь сама по себе конференция – то самое место, где встречаются активные учёные, в том числе студенты и аспиранты, занимающиеся исследованиями, где завязываются контакты между ними и обсуждаются возможности выполнения и организации общих проектов. Мероприятия такого рода могли бы стать площадкой, на которой возникнут международные научные коллаборации России ХХ века и откроется окно на Восток, совершенно необходимое нам сейчас. Я очень надеюсь, что сказанное мной будет услышано, и мы наконец увидим реальные шаги.
Хочу подчеркнуть, что сильнее всего по науке бьют санкции, которые мы накладываем на себя сами – не внешние ограничения, а наше бездействие, местечковость, шапкозакидательство и лень более всего мешают нам реализовать свой потенциал. У нас много талантливых, но мы продвигаем не их, а лояльных. Мы хотим результат, но не хотим работать, думая, что всё и так сойдёт. Однако я настроен оптимистично и думаю, что мы со всем справимся, хотя нам придётся сражаться прежде всего с собой.
Иллюстрация: Елена Рюмина
