Мы удивляемся, как это кто-то мог думать, что такое приживётся. Так, мокроступы обыкновенно считаются примером неудачного и безнадёжного нововведения, но чем они смешнее снегоступов, суховея или парохода, к которым судьба оказалась благосклоннее?
Слова, суффиксы и приставки, синтаксические конструкции непрерывно ведут между собой напряжённую борьбу. Если заглянуть в историю языка лет хотя бы на двести, можно увидеть, сколько побед, поражений, холодных войн и вооруженных перемирий стоит за тем состоянием языка, которое кажется нам совершено естественным и которое надо только не портить.
Взять, к примеру, пары прилагательных нервический и нервный, практический и практичный.
У Александра Кушнера есть стихотворение 1995 г.:
Слово «нервный» сравнительно поздно
Появилось у нас в словаре
У некрасовской музы нервозной
В петербургском промозглом дворе.
Даже лошадь нервически скоро
В его желчном трехсложнике шла,
Разночинная пылкая ссора
И в любви его темой была…
На самом деле эти слова появились довольно рано, но только в относительном употреблении (нервный/нервический припадок, то есть припадок, связанный с нервами).
Траги-нервических явлений,
Девичьих обмороков, слез
Давно терпеть не мог Евгений;
Довольно их он перенес.
А. С. Пушкин
А вот качественное употребление – (очень) нервный/нервический человек (то есть возбудимый) – распространилось лишь начиная с середины XIXв. В ранних примерах очень ощущается естественно-научный и медицинский источник этого слова. Оно звучало примерно так, как сейчас звучит, например, прилагательное астенический, – необиходно, книжно. Это действительно совершенно разночинское слово, относящееся к тому же эмоциональному комплексу, что и слово надрыв в психологическом значении, закрепившееся в языке после романа Достоевского «Братья Карамазовы». В слове нервный его эпоха проявляется так же ярко, как сентиментальная эпоха в слове чувствительный.
Кушнер не различает здесь нервный и нервический, и они действительно не были противопоставлены:
Она всё ещё не в своей тарелке, всё не очень здорова, похудела и изменилась ужасно: она у меня вообще нервическая, а с нервическими женщинами, mon cher, беда: с ними надо иметь большую осторожность… [И. И. Панаев. Опыт о хлыщах (1854–1857)
Она была робка, мечтательна, чувствительна, как большая часть нервных женщин. Черты лица нежные, тонкие, взгляд кроткий и всегда задумчивый, частию грустный – без причины или, если хотите, по причине нерв. [И. А. Гончаров. Обыкновенная история (1847)]
В паре нервный/нервический была своя история конкуренции, в результате которой нервный просто вытеснило нервический во всех значениях (высшая нервная деятельность, нервные болезни, нервная женщина, нервный разговор, нервные пальцы). Теперь слово нервический мы знаем лишь по цитатам вроде пушкинской или вот этой:
Кого власы подъяты в беспорядке,
Кто, вопия,
Всегда дрожит в нервическом припадке, –
Знай, – это я!
[А. К. Толстой. К моему портрету (1856)]
Кстати, у Кушнера упоминается ещё и вариант нервозный, тоже довольно старый:
Но ведь я артист, – заметил он, – у меня натура нервозная, а вы – сын снегов и скал гранитных. [И. С. Тургенев. Вешние воды (1872)]
Бывает такой странный свет: он гонит прочь покой нервозных душ и наполняет тяжкими предчувствиями душу. [Н. С. Лесков. На ножах (1870)]
Это слово уцелело, закрепившись в более узком значении, как характеристика поведения: сочетания типа нервозный припадок, нервозная горячка невозможны. А ведь в самых ранних контекстах оно использовалось и как относительное прилагательное (относящийся к нервам):
Учение физиологов никак не сходствует с <...> химерическим учением о месте нервозной жидкости; <...> оная не имеет одного определённого ей места, но наполняет все нервы, которые распространяются по всему человеческому телу. [П. С. Батурин. Исследование книги О заблуждениях и истине (1790)]
Но если в паре нервный/нервический первый вариант просто победил, в такой же по внутренней форме паре практичный/практический слова распределись по значениям: практический постепенно закрепилось за относительным употреблением, практичный за качественным. Мы говорим практический опыт, практическое задание, практическая работа (то есть относящиеся к практике) – но не практичный опыт или практичное задание. Зато мы говорим очень практичная хозяйка – но никак не практическая.
Такое распределение сложилось не сразу. Вот пример старого качественного употребления слова практический:
Чехов считал себя очень практическим человеком (и в известной степени, может быть, это и было верно), и так как я в это время устраивал квартиру, то он принимал в этом живейшее участие. [И. Н. Альтшуллер. О Чехове. Из воспоминаний (1929)]
Да многие помнят, наверно, как герой Юрского говорит в фильме «Место встречи изменить нельзя»: Я всегда считал себя человеком неглупым и практическим. И это звучит старорежимно. А с другой стороны, вот пример старого употребления слова практичный там, где сейчас мы бы сказали практический:
Про Гехинский лес расскажу я сухой прозой, чем он был тогда не в поэтическом, а в чисто практичном военном значении [Ф. Ф. Торнау. Воспоминания кавказского офицера (1866–1880)]
Две разные истории. И таких историй – огромное количество. Как тут не вспомнить и пару волнующий/волнительный. Вариант волнительный пуристы уже больше века клеймят, но он упорно цепляется за жизнь, героически отвоёвывая себе кусочек семантического поля, на котором волнующий не сможет его заменить.
Иллюстрация: Елена Рюмина
