Розанов и новь озарений о языке (В.В. Розанов о культурообразующей функции языка)
Не слушайте, люди, чужих сказок. Любите свою сказку. Сказку своей жизни. Жизнь каждого есть сказка, только один раз рассказанная в мире… Василий Розанов
В рамках современного кризиса культурной идентичности большой интерес представляет вопрос о механизмах сохранения культурной традиции, в которых язык выступает одним из важнейших каналов консервации, фиксации и трансляции этнонационального культурно-исторического опыта.
В этом плане нам интересно обратиться к опыту исследований культурообразующей и культуросохраняющей функции языка, которыми занимались некоторые представители русской общественно-политической мысли конца ХIХ — начала ХХ вв., такие, как Н. С. Трубецкой, П. А. Флоренский, К. Н. Леонтьев, В. В. Розанов.
Несомненно, их труды, их находки в этой области обладают особой значимостью и могут быть востребованы в рамках таких новых научных направлений, как культурология языка, когнитивная лингвистика, социолингвистика, этнопсихолингвистика, лингвокультурология.
В этом плане наиболее интересно для изучения наследие В. В. Розанова: у мыслителя нет, как известно, определённых трудов, посвящённых проблеме языка, но мысли Розанова о языке проскальзывают во многих его работах — и художественных эссе, и критических статьях. Он как бы проговаривается о своих озарениях, лишь означивает беглой, летучей зарисовкой свою мысль, не фокусируя на ней внимание читателя, не давая чётких, выверенных определений и выводов.
Мыслитель как бы предлагает нам соучаствовать в зарождении мыслеобразов, в создании формулировок. В этом — осознанный приём подачи научного и художественного материала, «изобретённый» Розановым.
Не случайны названия произведений, говорящие нам об осознанном выборе приёма: «Уединённое», «Мечта в щёлку», «Опавшие листья»… Не случаен авторский выбор подачи материала, явленного нам в диалогах, обрывках диалогов, полуфразах, перекличках с читателем…
Не случайно акцентирование автора на том, где и как, за каким занятием родилась та или иная мысль: «За нумизматикой», «За подбором этих заметок», — отмечает Розанов. И важно для автора, на чём было записано его «мимолётное»: «На обороте транспаранта», « На подошве туфли», «На обороте полученного письма»… Розанов ведёт нас за собой, предлагая быть соавторами его раздумий.
В этом плане образно можно сказать, что Розанов явился неким предтечей современного Интернет-общения: ведь чем ценны «перебрасывания» репликами в социальных сетях? — именно живостью реакции, сиюминутностью, мимолётностью, чувством «включения» в общее информационное поле планеты.
Розанов задолго до появления «скоростных» средств общения со своими читателями — задолго до появления смс-сообщений на экранах мобильных телефонов, задолго до появления электронных текстов на планшетниках — как бы опробует быструю передачу мыслей своим читателям, будто бы говоря: «Вот здесь, сейчас, эта мысль появилась — при взгляде на транспарант… Вот появилась — и записана здесь и сейчас, на папиросной коробке…» — делая читателя Со-мыслителем, совместным мыслителем, как способен соединить участников беседы Интернет.
В этом плане Розанов действительно провидел некие новые смыслы языка, новые языковые возможности… Но все это на уровне озарений…
Интересно, что, если мыслитель Павел Флоренский предвидел появление компьютеров и описывал принцип работы компьютера, то философ Василий Розанов, общавшийся с Флоренским, живший в последние годы с ним в одном городе, — провидел «компьютерное общение» и практически моделировал его в стиле своих книг.
Отсюда игровой характер философских высказываний Розанова, отсюда принципиальная «открытость» и «незавершенность» его текстов, их мимолётность, их сиюминутность… и их уединённость тоже!
Ибо в социальной сети, при виртуальном общении человек одинок; его диалоги тяготеют к монологовости, каждый субъект общения слушает самого себя, свои суждения, ловит своё отражение в мире и ментальном пространстве других… Надо иметь недюжинные душевные силы, быть хорошим эмпатом-психологом, чтобы выйти из круга одиночества…
Розанов думал и об этом тоже.
Если мы возьмём на себя труд выделить представления Розанова о языке и рассмотреть их как единое целое, то мы получим интересную и впечатляющую картину. Вопросы языка всерьёз волновали мыслителя: он был убеждён, что язык является не только и не столько отражением действительности, сколько способом организации как самой действительности, так и человеческого общества и культуры, а также эффективным средством управления поведением индивида. А раз поведением индивида, то и поведением различных социокультурных групп, и поведением общества в целом. В данном контексте идеи Розанова о культурообразующей функции языка — прозрения Розанова о языке — представляют собой огромный интерес и выраженную познавательную и научную ценность.
Вопросам закономерностей функционирования языка в обществе В. В. Розанов уделял большое внимание. Достаточно сказать, что он одним из первых в своих трудах поднимает такую проблему, как «кризис общения».
В. В. Розанова интересовала в первую очередь автокоммуникация, связанная с формами самополагания и самовыражения личности. Он относился к слову как ко всеобщему творческому принципу, а к языку как к стихии общения. В общении, считал Розанов, человек участвует всю жизнь духом, душой, телом, «полом». Слово, речь, общение определяют «перспективу» человека, его возможность сопрягаться с иными культурами, предшествующими и последующими поколениями. Они обусловливают (в числе других факторов) жизненный путь индивида в его повседневном опыте от рождения до смерти.
Основная функция языка связана, по В.В. Розанову, с тем, что он помогает человеку «вслушиваться» в самого себя: «Я» оформлено речью, творится ею. Выразить «Я» — значит «схватить» внутреннюю речь как процесс рождения смысла внутри человеческого сознания.
В.В. Розанов одним из первых осознал, что речь не только сообщает человеку о нём самом, но и творит его, точно так же, как она творит социокультурную реальность, означивая мир определённым образом.
Язык понимается В.В. Розановым как сложнейшая ценностная система, обусловливающая и тип культуры (их В. В. Розанов выделял три — «классический», «христианский», «американский»), и тип человека, и динамику культурных форм. Квинтэссенцией самоосознания и саморепрезентации культуры и человека является литература — пространство игр языка в синхронном и диахронном аспектах.
В.В. Розанов озабочен бытиём языка в культуре на революционном рубеже столетий, полагая, что современной «смерти языка» должна быть противопоставлена его трактовка как «слепка мира», где язык ещё не отделён от человека в качестве «объекта», а включает его как свою собственную живую часть. Имя в таком языке не репрезентирует вещь, не означивает её, а само является вещью, вплетаясь в паутину повседневной жизни. Имя не замещает мир, но несёт его в себе, что выводит метафору и аллегорию на самую вершину смысловых иерархий В.В. Розанова. Данная установка обусловила обращение мыслителя к сравнительному анализу толкования языка в христианской и языческой культурных парадигмах, итогом чего стало обоснование розановской программы «оживления» языка и его «оживотворения». По В. В. Розанову, языку необходимо вернуть «молитвенность», «интимность», «подлинность»: только тогда возможна реанимация особого доверия к языку, с которой мыслителем связывалось возрождение европейской и отечественной культур на путях внедрения элементов восточного язычества с его «естественностью и космизмом», зафиксированными в «следах» языка.
Язык должен был восстановить свою способность «прикасаться к миру, обонять, осязать его», сохраняя присущую ему наглядность и конкретность.
Основная цель В. В. Розанова — вернуть язык в «телесность бытия», лишив его умозрительности. Только в этом случае он будет соответствовать своему культурному предназначению — выражать целостность человека, его боль и надежду как реального, живого, страдающего, саморефлексирующего существа.
Розановская программа возрождения «подлинности» языка должна была снять отчуждение между означаемым и означающим и привести к формированию нового культурного семиозиса, построенного на стихии естественного, целостного чувства.
Надо сказать, что «новый язык» В. В. Розанова существует, по сути, как чисто феноменологическое описание, осуществляемое с позиции предельного отстранения, игнорирования традиционных проблем и «болевых точек» «цивилизованного бытия». Мыслитель видит в языке не столько механизм выработки значений, сколько речевой поток, где происходит истолкование движения слов в истории, культуре, жизни отдельного человека.
В культурософии В. В. Розанова культуропорождающая функция языка рассматривается в первую очередь как функция риторическая, стилеобразующая: становление новых риторических фигур и речевых стилей трактуется мыслителем как средство формирования новой культурной реальности.
Данная реальность воплощается, по В.В. Розанову, в нескольких доминантных формах: в «философской», «литературной», «научной» и «исторической». Эти формы сопряжены с новыми дискурсами, со становлением новых риторических стилей и способов аргументации.
Большое внимание В. В. Розанов уделял такой особенности языка, как его способность прорываться сквозь «трещины» человеческого рассудка и выражать интуитивно-явленное, подсознательное, запретное, невыразимое.
В данном случае корректно говорить не столько о языке, сколько о «духе языка», который наделяется мыслителем мистической жизненной силой и несёт в себе иллюзию возможности достижения идеальных отношений в рамках возникающих новых опытов проживания и переживания жизни человеком.
Попытка «отелеснения» языка Розановым была направлена, с нашей точки зрения, на переакцентировку смыслов: он хотел видеть не результаты (понятия) и процедуры означивания (рациональное мышление и логические способы аргументации), а сам процесс порождения смыслов в момент речения.
В. В. Розанова интересует иной уровень связей, отражённых языком и в языке: это ассоциативные, метонимические, «экзистенциальные», «феноменологические», «мифологические» и т. п. связи. Выраженное таким образом содержание задаёт только пространство для размышления и автокоммуникации, не навязывая ни миру, ни человеку означенное как некую самоочевидную данность.
В новом культурном семиозисе В. В. Розанова связь означаемого и означающего подвижна и неочевидна: они то и дело меняются местами, не сливаясь и не растворяясь друг в друге. Данный процесс никогда не прекращается и длится столько, сколько длится сама человеческая жизнь.
Поэтому у В. В. Розанова любой текст (и вся культура в целом) принципиально открыт, незавершён. Предметом понимания выступает не означающее, но и не означаемое, а сам переход от одного к другому, который каждый раз зависит от того, кто воспринимает текст, кто коммуницирует, кто находится в пространстве автокоммуникации. Именно отсюда, с нашей точки зрения, проистекает знаменитый розановский полифонизм.
В культурософии Розанова язык как бы сам «вызывает» читателя на диалог, и в этом диалоге, влияя на мировоззрение читателя, язык «проговаривает» самоё себя.
Свои главные произведения любой писатель обычно начинает с важных для себя, с самых важных слов. Откроем «Уединённое» и вслушаемся в его первые строки: «Шумит ветер в полночь и несёт листы… Так и жизнь в быстротечном времени срывает с души нашей восклицания, вздохи, полумысли, получувства… которые, будучи звуковыми обрывками, имеют ту значительность, что „сошли“ прямо с души, без переработки, без цели, без преднамеренья — без всего постороннего… Просто — душа живет…»
Василий Васильевич Розанов нашёл свои «ключи Марии», своё «кольцо царя Соломона», свои отгадки к вечной тайне — душе человека как части мировой души.
И эти отгадки, не раскрывая, не объясняя и не расшифровывая, он нам завещал искать самим — и искать в том, что формирует культуру народа: завещал искать в языке.
